Автор: Castle Labs Перевод: Шань Оуба, Jinse Finance

Когда Сатоши Накамото опубликовал whitepaper, порог входа в майнинг биткоина был крайне низким: любой геймер с более-менее мощным процессором мог ежедневно добывать биткоины, которые в будущем стоили бы миллионы долларов.

В то время, если бы вы отказались играть в The Sims на домашнем ПК и занялись майнингом, вы могли бы заложить прочное богатое наследие для своих потомков, избавив их от необходимости работать — рентабельность инвестиций составила бы около 250 000 раз.

Но большинство геймеров по-прежнему зависали на Xbox, предпочитая такие игры, как Halo 3; лишь немногие подростки использовали домашние компьютеры для майнинга, и их доходы превосходили заработки современных технологических гигантов. Наполеон стал легендой, завоевав Египет и Европу, а вам достаточно было нажать “Начать майнинг” — и путь к богатству был открыт.

За 15 лет биткоин стал глобальным активом. Сегодня добыча биткоина требует многомиллиардных инвестиций, дорогостоящего оборудования и громадных энергозатрат, а на добычу одного биткоина уходит в среднем 900 000 кВт*ч электроэнергии.

Биткоин породил совершенно новую парадигму, резко противопоставленную закрытому финансовому миру, в котором мы взрослели. Это, возможно, первая настоящая контрэлитная революция после провала движения “Захвати Уолл-стрит”. Примечательно, что биткоин появился сразу после мирового финансового кризиса эры Обамы и во многом стал реакцией на недовольство “казинообразными” рисковыми банками. Закон Сарбейнса-Оксли 2002 года должен был предотвратить повторение краха доткомов, но иронично, что кризис 2008 года оказался куда тяжелее.

Кем бы ни был Сатоши Накамото — его изобретение оказалось своевременным: внезапный, но обдуманный бунт против могущественного и вездесущего “Левиафана”.

До 1933 года фондовый рынок США по сути оставался нерегулируемым — его сдерживали только разрозненные “законы голубого неба” отдельных штатов, что приводило к массовой асимметрии информации и манипуляциям.

Ликвидностный кризис 1929 года стал стресс-тестом, который разрушил эту модель и показал, что децентрализованный саморегулируемый рынок не способен предотвратить системные риски (не напоминает ли это что-то?). В ответ правительство США провело реформу — законы о ценных бумагах 1933 и 1934 гг. заменили принцип caveat emptor (“покупатель сам отвечает за риски”) централизованным надзором SEC и обязательными раскрытиями, стандартизировав все публичные активы и восстановив доверие к системе… Сейчас DeFi проходит точно такую же трансформацию.

До недавнего времени криптовалюта оставалась разрешённым “теневым банкингом”, очень похожим по функциям на рынок до 1933 года, но куда более опасным из-за полного отсутствия надзора. Границы системы определялись кодом и хайпом, а ключевые риски “дикой индустрии” попросту игнорировались. Волна банкротств в 2022 году стала “стресс-тестом в стиле 1929-го”, доказав: децентрализация — это не бесконечная доходность и не устойчивая валюта, а, напротив, точка концентрации рисков, угрожающих разным классам активов. Мы наблюдаем смену эпохи: криптовалюта уходит от либеральной “казино-модели” к формату регулируемого актива. Регуляторы хотят направить крипто в русло: легализовать — значит обеспечить приток фондов, институционалов, состоятельных лиц и правительств, которые смогут владеть криптоактивами и облагать их налогами.

В этой статье мы попытаемся разобраться в причинах институционального “перерождения” крипто — этого уже неизбежного процесса. Наша цель — спрогнозировать, в каком направлении он будет развиваться, и дать чёткое определение будущей модели DeFi.

Укладка регуляторных рельсов

До наступления первого настоящего “тёмного века” DeFi в 2021 году, развитие крипто определялось не столько новыми законами, сколько постоянным расширением действия существующих норм на цифровые активы со стороны федеральных органов. Всё имеет свою последовательность.

Первый серьёзный шаг федеральных властей — 2013 год: FinCEN выпускает разъяснения, согласно которым криптовалютные “обменники” и “администраторы” считаются финансовыми сервисными компаниями и обязаны соблюдать Закон о банковской тайне и нормы по борьбе с отмыванием денег. Можно сказать, 2013 год стал моментом, когда DeFi впервые признали на Уолл-стрит, что открыло путь к дальнейшему давлению.

В 2014 году IRS усложнила картину, объявив, что виртуальные валюты на федеральном уровне облагаются налогом как “имущество”, а не как валюта, что влечёт налог на прирост капитала с каждой транзакции. Биткоин получил правовой статус, но вместе с ним и налоговую нагрузку — что полностью расходится с исходной идеей!

В 2015 году на уровне штатов NYDFS ввёл спорную BitLicense — первую нормативную рамку с требованиями раскрытия для криптокомпаний. В итоге SEC “погасила вакханалию” через DAO Report, признав многие токены незарегистрированными ценными бумагами по “тесту Хауи”.

В 2020 году OCC на короткое время открыло национальным банкам двери для кастодиальных услуг по крипто, но администрация Байдена это быстро заблокировала — как и делали всегда предыдущие президенты.

А в Старом Свете (Европа) действует всё та же архаичная логика. Здесь, под влиянием римского права и в противовес англосаксонскому, превалирует дух антиличной свободы, ограничивая потенциал DeFi в консервативном обществе. США формировались под влиянием протестантизма, духа предпринимательства и свободы.

В Европе же католицизм, римское право и феодальные пережитки породили иную культуру. Неудивительно, что Франция, Великобритания и Германия пошли по разным путям в вопросах регулирования. В среде, где поощряется послушание, а не риск, крипто подвергается жёсткому давлению.

На раннем этапе крипторегулирования в Европе преобладала разрозненная бюрократия, а не цельное видение. Первая победа отрасли — 2015 год: Европейский суд в деле Skatteverket v Hedqvist освободил биткоин-транзакции от НДС, фактически признав крипто валютой.

До появления общеевропейских законов у каждой страны был свой путь — вплоть до MiCA. Франция (закон PACTE — неудачная система) и Германия (режим лицензирования кастодианов) создали жёсткие национальные рамки, а Мальта и Швейцария с помощью прогрессивной политики привлекали криптобизнес.

Пятая директива по борьбе с отмыванием денег 2020 года положила конец этой анархии, обязав всю Еврозону внедрить строгую идентификацию клиентов (KYC), ликвидировав анонимные транзакции. Еврокомиссия осознала несостоятельность 27 конфликтующих национальных режимов и в конце 2020 года представила MiCA, ознаменовав конец разрозненности и начало унификации… К сожалению, итог разочаровал всех.

Прогрессивная модель США

“О, блокчейн, видишь ли ты, как Трамп расчищает путь — и то, что было недоступно, становится легальным?”

Трансформация американского регулирования — не системная реформа, а результат давления медийных лидеров. Смена власти в 2025 году принесла новые идеи: меркантилизм вместо морализаторства.

Запуск Трампом своего противоречивого мемкоина в декабре 2024 года — событие если не поворотное, то символическое: элита готова вновь легитимизировать крипто. Теперь индустрию ведут вперёд “лидеры мнений”, отстаивающие свободу для основателей, разработчиков и ритейла.

Назначение Paul Atkins председателем SEC — не просто кадровый ход, а смена всей парадигмы. Его предшественник Gary Gensler был заклятым врагом криптоиндустрии, “бельмом на глазу” целого поколения. По мнению Оксфорда, его политика нанесла колоссальный ущерб. Именно его жёсткий подход стоил DeFi лет упущенного развития и стал камнем преткновения между сектором и регулятором.

Paul Atkins не только прекратил иски, но и де-факто извинился. Его “Криптоплан” стал образцом бюрократического поворота. Он предлагает скучную, стандартизированную и всеобъемлющую систему раскрытия, чтобы Уолл-стрит мог торговать Solana так же, как нефтью. Allen & Overy резюмирует основные пункты плана:

1. Ясная нормативная база для выпуска криптоактивов в США
2. Свободный выбор кастодианов и торговых площадок
3. Развитие конкуренции, поощрение “суперприложений”
4. Поддержка ончейн-инноваций и DeFi
5. Новые механизмы исключений и коммерческая жизнеспособность

Возможно, самый важный перелом произошёл в Минфине. Janet Yellen считала стейблкоины системным риском, а Scott Bessent с мышлением хедж-фонда, занявший бюрократический пост, понял их настоящую суть: стейблкоины — единственный чистый покупатель новых казначейских облигаций США.

Scott Bessent прекрасно понимает проблему растущего дефицита бюджета США. На фоне сокращения спроса на трежерис со стороны иностранных центробанков, огромный аппетит стейблкоин-эмитентов к краткосрочным облигациям — огромный плюс для нового министра финансов. Он считает, что USDC, USDT и аналоги — не конкуренты доллару, а его “авангард”, расширяющий долларовое господство в странах, где стейблкоины предпочтительнее обесценивающихся фиатных валют.

Ещё один “перевертыш” — Jamie Dimon. Глава JPMorgan, ранее грозивший уволить любого трейдера, связанного с биткоином, совершил самый прибыльный разворот в истории финансов. В 2025 году JPMorgan запускает криптоипотеку, полностью “сдаваясь”. Как сообщает The Block:

JPMorgan к концу года позволит институциональным клиентам использовать биткоин и эфириум в качестве залога для кредитов, что подтверждает всё более глубокое проникновение Уолл-стрит в крипто.

По сведениям Bloomberg, программа будет глобальной и основана на надёжных кастодиальных сервисах.

Когда Goldman Sachs и BlackRock начинают отбирать доходы от кастодиальных услуг у JPMorgan, “война” фактически завершена. Банки выигрывают, не сопротивляясь.

Наконец, стоит отметить “одинокого крипто-адвоката” в Сенате — Cynthia Lummis. Если раньше её терпели и игнорировали, теперь она стала самой верной защитницей новой криптозалоговой системы США. Её предложение о “стратегических биткоин-резервах”, ранее бывшее маргинальной теорией из Twitter, теперь рассматривается на серьёзных комитетских слушаниях. Пусть её слова не двигают цену биткоина, но её вклад неоспорим.

Юридический ландшафт 2025 года сочетает “стабильность” и “подвешенность”. Администрация так увлечена крипто, что ведущие юрфирмы обновляют “трекеры” законодательства: Latham & Watkins ведёт постоянный мониторинг новых правил DeFi. Но мы всё ещё на этапе становления.

Сейчас две инициативы определяют дебаты вокруг крипто в США:

1. GENIUS Act (июль 2025): “Закон о национальных инновациях и стандартах для стейблкоинов” — первый серьёзный норматив для актива №2 после биткоина. Обязательный 1:1 запас в трежерис переводит стейблкоины из разряда системного риска в разряд геополитического инструмента типа золота или нефти. Закон фактически делает частных эмитентов (Circle, Tether) признанными покупателями гособлигаций, создавая win-win.
2. В противоположность — CLARITY Act всё ещё “ожидает Годо”. Закон о рыночной инфраструктуре застрял в финансовом комитете Палаты представителей и должен, наконец, решить вечный спор SEC vs CFTC: что такое крипто — ценная бумага или товар? Пока закон не принят, биржи работают в “серой зоне” по временным инструкциям, а не по постоянному закону.

Сейчас этот законопроект стал яблоком раздора между республиканцами и демократами, инструментом политической борьбы.

Наконец, отмена SAB 121 крайне значима. Это техническое правило бухгалтерии требовало от банков учитывать кастодиальные активы как обязательства, что блокировало банковские криптоуслуги. Его отмена открыла шлюзы для институциональных денег (включая пенсионные фонды!) — теперь можно покупать крипто без страха регуляторной расправы. Параллельно страховщики начали запускать страховые продукты, номинированные в биткоине, — горизонты сияют.

Старый мир: врождённая боязнь риска

“Древние общества были наполнены рабством, обычаями и законами, которые служили аристократии, но угнетали народ.” — Цицерон

Что толку в великой цивилизации, породившей Платона, Гегеля и Макрона (шутка), если её современных создателей душат посредственные бюрократы, для которых главное — мешать другим творить?

Как церковь жгла (или судила) учёных, так нынешняя европейская власть плодит сложные законы, отпугивающие предпринимателей. Яркая, молодая американская протестная энергия и одряхлевшая Европа — разрыв между ними никогда не был столь велик. Брюссель имел шанс вырваться из рутины, но предпочёл невыносимое упрямство.

Полная имплементация MiCA к концу 2025 года — торжество бюрократизма и катастрофа для инноваций.

MiCA рекламируется как “всеобъемлющий фреймворк”, но в Брюсселе это слово значит “всеобъемлющее мучение”. Фреймворк даёт ясность — настолько, что из индустрии бегут все.

Главная ошибка MiCA — в ошибке классификации: основатели крипто здесь приравниваются к центральным банкам. Стоимость комплаенса обречённо высока для крипто.

В меморандуме Norton Rose Fulbright дан объективный разбор закона.

Структурно MiCA — инструмент исключения: он относит цифровые активы к жёстко регулируемым категориям (ART и EMT), а провайдеры услуг (CASP) должны выполнять сложнейшие требования, скопированные с MiFID II — системы для банковских гигантов.

В главах 3 и 4 закон требует от эмитентов стейблкоинов 1:1 ликвидных резервов, а алгоритмические стейблкоины юридически признаёт всегда неплатёжеспособными, по сути запрещая их (что само по себе риск: представьте, что одну ночь Брюссель объявляет ваш токен вне закона?).

“Значимые” токены ( berüchtigte sARTs/sEMTs) регуляторно подчинены Европейскому банковскому управлению, причём требования к капиталу делают выпуск токенов стартапами экономически невозможным. Теперь без топовой юркоманды и традиционных финансовых ресурсов криптобизнес не создать.

Для посредников глава 5 отменяет концепцию офшорных и облачных бирж: CASP обязаны иметь офис в стране ЕС, назначать директоров, прошедших “тест на благонадёжность”, и внедрять сегрегированное кастодиальное соглашение. Требования к “whitepaper” (статья 6) превращают техдокументы в полноценный проспект с гражданской ответственностью за любые существенные ошибки и упущения, уничтожая анонимность, некогда бывшую ценностью отрасли. Теперь открыть криптофирму почти то же, что открыть банк.

Да, предусмотрен “паспортный режим” — CASP с лицензией в одной стране могут работать по всему EEA, без локализации. Но цена этой “гармонизации” (плохое слово в ЕС) огромна.

Регуляторный барьер таков, что только самые капитализированные игроки осилят AML/CTF, мониторинг рыночных манипуляций и отчётность. MiCA не просто регулирует крипторынки Европы — она по сути блокирует вход подавляющего большинства стартаперов, не имеющих ни юр-, ни финансовых ресурсов.

Проблемы регулирования на уровне стран ЕС

Помимо общеевропейских законов, BaFin (Германия) превратился в посредственную комплаенс-машину, годную только для бумажной рутины. Франция, мечтая стать “Web3-хабом” (страной стартапов), сама себе выстроила стены: французы больше не пишут код — они бегут. Они не могут конкурировать с американской скоростью или азиатским инновационным напором — и массово мигрируют в Дубай, Таиланд, Цюрих.

Но настоящий удар — это запрет стейблкоинов. ЕС, “защищая валютный суверенитет”, по сути запретил неевровые стейблкоины (например, USDT), что убило единственный надёжный сегмент DeFi. Мировая криптоэкономика держится на стейблкоинах, а Брюссель заставляет европейцев использовать малоликвидные “евро-токены”, которые за пределами Шенгена никому не нужны — это ловушка ликвидности.

ЕЦБ и ESRB требуют от Брюсселя запрета “cross-border issuance”, чтобы глобальные эмитенты не могли считать свои токены внутри и вне ЕС взаимозаменяемыми. ESRB под председательством Кристин Лагард заявляет в отчёте: массовый вывод токенов неевропейскими держателями “может усилить риск банковской паники внутри ЕС”.

Параллельно Великобритания хочет ограничить личные стейблкоин-вложения 20 000 фунтами… а shitcoins при этом никак не регулируются. Европейская стратегия избегания риска требует срочного пересмотра — иначе регуляторы сами породят кризис.

Причина проста: Европа хочет, чтобы граждане были навечно привязаны к евро, не могли участвовать в американской экономике и не могли уйти от стагнации (или рецессии). Как пишет Reuters:

“Европейский центробанк предупреждает: стейблкоины могут оттянуть розничные депозиты из банков еврозоны, а любой их крах способен дестабилизировать мировую финансовую систему”.

Чушь собачья!

Идеальный фреймворк: пример Швейцарии

Есть страны, не связанные партийной борьбой, глупыми решениями и устаревшими законами. Им удалось избежать дихотомии “перерегулирования” и “анархии”, выработав баланс интересов. Швейцария — такой пример.

Швейцарская нормативка многоуровневая, эффективная, дружественная индустрии, и она реально устраивает игроков и пользователей:

• Закон о финансовом надзоре (FINMASA, 2007): основа для FINMA — единого независимого регулятора, объединившего ранее раздельные банковский, страховой и AML-контроль.
• Закон о финансовых услугах (FinSA): нацелен на защиту инвесторов — строгие стандарты поведения, классификация клиентов (розничные, профи, институциональные), прозрачность (Key Information Documents), “честное поле” для банков и независимых управляющих.
• Закон о борьбе с отмыванием денег: базовый для всех финансовых посредников (включая крипто CASP), определяет ключевые требования комплаенса.
• Закон о распределённых реестрах (DLT-Law, 2021): “пакетная реформа” 10 федеральных законов (включая обязательственное и исполнительное право), официально признала правовой статус криптоактивов.
• VASP-регулирование: жёсткое исполнение FATF Travel Rule, никаких лимитов на минимальный объём.
• Ст. 305bis УК Швейцарии: определяет состав преступления “отмывание денег”.
• Стандарты CMTA: не имеют силы закона, но широко приняты рынком.

Ключевые акторы: парламент (законы), FINMA (регулирование и надзор), саморегулируемые организации (SROs, например Relai) — они контролируют независимых управляющих и криптопосредников. MROS (офис по сообщениям о подозрительных операциях) принимает и передаёт SARs в прокуратуру.

Так “Долина Цуг” стала золотым стандартом для криптооснователей: прозрачная нормативка позволяет строить бизнес с юридической защитой — это устраивает пользователей и банки, готовые на небольшой риск.

Вперёд, Америка!

Отношение Нового Света к крипто продиктовано не жаждой инноваций (французы до сих пор не полетели на Луну), а бюджетными проблемами. После того как Европа в 80-х отдала Web2 Кремниевой долине, она видит в Web3 ещё один налоговый источник, а не отрасль для развития.

Эта репрессия носит структурный и культурный характер. В условиях старения населения и кризиса пенсий ЕС не может терпеть конкурирующий финансовый сектор вне своего контроля. Это напоминает феодала, убивающего местных князей ради монополии. У Европы есть опасный инстинкт — ради предотвращения “неуправляемых перемен” жертвовать благом своих граждан, тогда как Америка процветает на конкуренции, экспансии и почти фаустовской воле к власти.

MiCA — это не про “рост”, а про смертный приговор. Её цель — гарантировать полный мониторинг всех транзакций граждан зоны евро и обеспечить долю государства, как жирный монарх собирает дань с крестьян. Европа по сути превращает себя в элитную колонию-потребителя, вечный музей, куда американцы приезжают смотреть на некогда великую, но безвозвратно утраченную цивилизацию.

Швейцария и ОАЭ, не обременённые историей и структурными недостатками, не несут “имперского бремени” мировой резервной валюты и не страдают от парализующей бюрократии 27-государственной системы ЕС. Они предлагают доверие через DLT-закон и привлекают фундаментальные проекты (Ethereum, Solana, Cardano). ОАЭ не отстают — неудивительно, что французы массово переезжают в Дубай.

Мы вступаем в эпоху агрессивного арбитража юрисдикций.

Криптоиндустрию ждёт географический разрыв: потребительский сегмент останется в США и Европе, подчинённый KYC, высоким налогам и интеграции с традиционным банкингом; протоколы и команды — полностью переберутся в Швейцарию, Сингапур, ОАЭ и другие разумные юрисдикции.

Пользовательская база будет глобальной, но основатели, венчурные фонды, команды и разработчики будут вынуждены покинуть родные страны в поисках лучших условий.

Судьба Европы — стать финансовым музеем. Гражданам дали красивые, но бесполезные законы, смертельные для реальных пользователей. Интересно, покупали ли брюссельские технократы биткоин или делали кроссчейн-переводы стейблкоинов?

Крипто необратимо стал макроактивом, а США сохранят мировой финансовый центр. Уже появились страховые продукты в биткоине, криптозалог, крипторезервы, венчурный капитал для всех идей и питательная среда для созидателей.

Тревожный вывод

В итоге, “прекрасный новый мир”, строящийся сейчас в Брюсселе — это не цельная цифровая платформа, а топорный “франкенштейн”, пытающийся пересадить банковский комплаенс XX века на децентрализованные протоколы XXI века, созданные инженерами, ничего не знающими о страхах ЕЦБ.

Мы должны выступать за совершенно новую регуляторную модель, где реальность важнее административного контроля — иначе мы окончательно уничтожим и без того слабую европейскую экономику.

С сожалением, крипто — лишь последняя жертва этой фобии риска. На очереди у хорошо оплачиваемой, самодовольной бюрократии — новые секторы. Эта элита давит через regulation именно потому, что не имеет опыта в реальной жизни: никогда не проходила KYC, не оформляла паспорт, не получала бизнес-лицензию. Поэтому, несмотря на “технократию”, крипто-основатели и пользователи вынуждены общаться с абсолютно некомпетентными людьми, умеющими лишь плодить вредные нормы.

Европе срочно нужна смена курса. Пока ЕС задыхается в бюрократических путаницах, США активно создают ясные рамки для DeFi — универсальные для всех. Уже видна централизация через регулирование: после краха FTX это стало неизбежно.

Пострадавшие инвесторы требуют ответственности; нам нужен выход из “дикого запада” — эпохи мемкоинов, взломов мостов и хаоса правил. Необходима структура, где реальный капитал (Sequoia, Bain, BlackRock, Citi и др.) может безопасно входить, а пользователи защищены от хищных фондов.

Рим строился не за день, но криптоэксперименту уже 15 лет, а правовая база до сих пор не сформирована. Окно возможностей стремительно закрывается: в войне промедление и компромисс ведут к поражению — по обе стороны Атлантики нужны быстрые, решительные и глубокие реформы.

Если текущий цикл и правда заканчивается, сейчас — лучший момент восстановить репутацию и дать серьёзным инвесторам, пострадавшим от мошенников, наконец-то получить заслуженное.

Уставшие трейдеры 2017, 2021 и 2025 годов требуют расчёта и финального решения криптовопроса; главное — чтобы любимые глобальные активы наконец-то обновили свои исторические максимумы.